Музыкальное сопровождение. Музыка - Сунил. Текст читает Мать.
Книга 1. Книга Начал, песня 1 Символический рассвет.
Был час пред тем, когда Боги проснулись.
Путь пресекая предопределенью,
Огромный и зловещий, одинокий Ночи ум,
В ее неосвещенном храме Вечности,
Лежал распростершись неподвижно на поле Безмолвья.
Почти достигший чувства, непроницаемый и недоступный,
В том мрачном символе ее безглазой мысли
Невоплощенный плач Всего;
Бездумный Ноль мир заполонил собой.
Проснулась мощь низвергнувшегося, безграничного «Я»
Бескрайнее, меж первым и последним в Пустоте,
Вспоминая то мрачное чрево из которого вышел,
Обратился к неразрешимому таинству рождения
И медленному процессу умирания,
Стремясь достигнуть свой конец в пустом Ничто.
Словно в начале темном всех вещей,
Безликое, безмолвное подобие Неведения
Вечно повторяющаяся, невидящая воля,
Баюкала космическую дрему невежественной Силы
Чей сон творение создает и Солнца зажигает,
И в сонном вихре наши жизни все несет.
Сквозь Космоса огромные пространства транс,
В оцепеневшем забытьи, без следа жизни иль ума,
Тень, вьющаяся сквозь бездушное пространство,
Земля кружилась, покинутая в бездне Пустоты,
Забывшая свой дух, свою судьбу.
Пустые небеса были все также безучастны, холодны.
Затем, во тьме загадочной, заволновалось что-то;
Движение без названья, немыслимая мысль
Настойчиво, без цели и удовлетворения,
Нечто желало быть, но не ведало как,
Дразнило Бессознание, чтоб пробудить Невежество.
Оставив след дрожащий, истина прошла,
Дав место, для застарелого, бессильного желания,
В умиротворении своего ума, и глядя на отсутствующий свет,
Закрытыми глазами памяти пустой,
Так, словно кто-то ищет свое исчезнувшее «Я»
Встречая только труп своих желаний.
Хотя в былом, в этой огромной глубине Небытия,
В средине самой разрушения
Таилось существо забытое,
Что пережило уничтожение и прошлое похоронило,
Оставив всякие попытки возобновить усилие,
Восстать в другом, полном расстройства мире.
Сознание неоформленное свет желало,
И чистое предзнание тосковало по далеким переменам.
Как если б детский палец лег на щеку,
О бесконечных нуждах всех вещей напоминая
Беспечной Матери Вселенной
Кричащее дитя, захваченное мрачной Пустотой.
Неощутимо где-то получилась брешь:
Долгая, долгая линия неуверенного возгласа,
Словно неясною улыбкой соблазняя одинокое сердце,
Потревожила смутный сон на далеком краю жизни.
Глаз Божества, пронзив глухие бездны,
Родился в этом мире, прибыл с другой стороны безграничности,
Разведчик, посланный из Солнца
Казалось средь тяжеловесного вселенского покоя,
Оцепеневшего от слабости, усталого мира,
Искал единственную душу, покинутую,
В больном и ослабевшем мире,
И слишком падшую, чтобы блаженство позабытое собрать.
Это послание пробилось, сквозь немоту бессмысленного мира,
Порядок прежний нарушая,
Взывая к радости, к сознанию приключения
Завоевав разочарованной Природы грудь,
Вновь вынудило переживать и видеть.
В беззвучной Пустоте была посеяна идея,
И чувство родилось в глубинах темных,
А в сердце Времени трепетала память
Как если бы душа давно умершая восстала к жизни,
Но за падением идущее забвение
Словно в блокноте прошлого страницы запятнало,
И все разрушенное должно восстановить
И прежний опыт вновь пройти.
Но с прикосновением Бога, все становится возможным,
Надежда робко пробиралась, едва решаясь находиться
Средь безнадежного безразличия Ночи,
Как если бы пыталась в чужом мире
С врожденной грацией опасной,
Осиротевшая, направленная в мир, свой дом найти,
Блуждающее чудо, без места для существования
Что в дальний уголок небес пришло
И жестом чудным робко позвало.
Устойчивая дрожь преобразующего прикосновения
Покой инертный, темный убеждало
И красота и удивление взволновали Божии поля.
Там на краю мгновения волшебной вспышкой
Странствующая рука несказанного, бледного света,
Которая пылала одиноко на слабеющем краю мгновения,
Застыла дверью золотой с радужной петлей, что
Вратами снов приоткрывает путь к памятованию.
Один лишь освещенный угол показал все скрытые вещи,
Принудил мира слепоту необъятную видеть.
Тьма пала и скользнула словно плащ
С раскинувшегося тела Бога.
Затем из бледной трещины, что выглядела сначала
Едва способной пропустить луч Солнца,
Излилось пламя, проявление.
И свыше символ вечный возвратился
Очарование недостижимое трансцендентальности
Расцвеченное Невидимого славой.
Послание бессмертного, незнаемого Света
Пылающего на заре Творения,
Рассвет возвел ее ауру величественных оттенков,
Грандиозное семя посажено в часах.
На тонкой грани жизни замер Взгляд,
Сияния Божества мгновенный посетитель
Склонив свой лоб в раздумье над Землей
Интерпретируя изысканную красоту, блаженство
В цветных иероглифах мистического смысла,
Он записал строками из мистического мифа,
Рассказывая о величии духовного рассвета,
Бриллиантовым письмом на небесных страницах.
Почти в тот день, когда Богоявление раскрылось
Сигнальными вспышками которого являлись наши мысли и надежды;
Великолепие одинокое из той незримой цели
Было почти заброшено в Пустоши непроходимой.
Шаги вновь взволновали свободное Пространство;
Центр бесконечности, восторженный Лик покоя
Открыл те вечные веки, что открывают небеса;
Уже казалась приблизилась Форма далекого блаженства.
Посланница меж вечностью и преходящим,
Богиня всеведущая, над просторами склонилась
Теми, которым звезд блуждание фатальное суждено сменить
И увидела пространства готовые принять её стопу.
Однажды обернувшись, она взглянула на Солнце, покрытое вуалью,
И исполненная мысли вошла в бессмертный труд.
Земля Нетленного ощутила скрытый проход:
И пробужденный слух Природы внял ее шагам
Простор к ней обратил свой безграничный взор,
Рассыпавшись по запечатанным глубинам, своей улыбкой лучезарной
Зажгла огонь в тиши миров.
И все росло как посвящение, обряд.
И воздух был вибрирующей связью, меж небесами и Землей;
Ширококрылый гимн, величественного ветра посвящение
Взмывал и падал на алтаре холмов;
Моля о чем-то, деревья ветками тянулись к небесам открытым.
Здесь, где наш полусвет невежества, лишь окаймляет бездны
На безмолвной груди Земли ненадежной,
Здесь, где даже предстоящий шаг неведом
И Истина на троне находится в тени сомнений
На этом зыбком и мучительном поле дел
Под взглядом чьим-то безразличным распростершись,
Свидетель беспристрастный наших радостей и боли
Наша истощенная земля несла луч пробуждения.
Здесь зрение и провиденья блеск, сиянием чудесным
Обычные бессмысленные формы освещали;
Когда иссякло вдохновение божества и нежеланное
Отозвано было из смертных сфер
Священная тоска чуть задержалась.
Присутствию и Силе поклонение
Слишком совершенно, чтоб удержаться в смертных сердцах,
Пришло предзнание чудесного рождения.
Но лишь чуть-чуть свет Бога может задержаться
Духовной красотою, взор человека проясняя
Со страстью и тайной очерчивая маску Вещества
И на биение времени, разменивая Вечность.
Когда душа притянута к рождения порогу
С безвременьем соединяющего время смертных
В склепе Материи теряется искра божества
С сиянием своим на планах бессознания исчезая,
Так преходящий свет волшебного огня
Ныне рассеялся в обычной атмосфере дня.
Послание закончилось, посланец ослабел,
Тот одинокий Зов, никем не сопровождаемая Сила,
Назад отозваны, в тайные, далекие миры.
Оттенков чудного, небесного луча
Она не наблюдала боле в нашем окружении смертном.
Избыток красоты, естественный для Божества
Не мог отстаивать свои права, в глазах во времени рожденных;
Так словно бы взаймы пространству, духовная реальность и слава ее тела
Вычеркнута была с небес
И удивительная редкость больше не жила.
Там был обычный свет земного дня.
От утомления передышкой освобождена,
Еще раз суета круговорота Жизни
Преследовала свою слепую цель
Все кинулись к обыденным делам;
И тысячи людей полей, лесов
Повиновались непредсказуемым момента повеленьям.
А вождь их, неуверенно глядел
На будущего скрытый лик.
Так груз своей судьбы взвалил на плечи человек.
Савитри также пробудилась, средь этого народа,
Спешащего объединиться с пением блестящим,
Что искушает красотой простых путей,
И жаждет свою порцию эфемерных удовольствий.
Она сродни той , из которой проявилась,
Не разделяла это маленькое счастье;
Могущественный странник на поле человека
Невоплощенный Гость внутри не отвечал.
Тот зов, что побуждает ум человека прыгать
Над маревом иллюзий, неистово желая наслаждений,
Подобно чужеземцу, посетил с визитом сладким ее сердце,
Времени послание краткого света было не для нее.
Была в ней боль Богов заключена,
В преходящей форме человека,
Бессмертная - поглощена простыми, смертными вещами.
Природы высшей наслаждение испытав однажды,
Долго не могла хранить, небес оттенок золотой,
На этом хрупком основании земном.
В пучине Времени зажатое движение,
Жизни непрочная малость, отвергала силу,
Гордость и сознательную широту блаженства
С собою, в человеческую форму, она внесла
Покой восторга, единства одной души со всем,
Ключ, от пылающих дверей экстаза.
Земное семя, нуждаясь в соке слез и удовольствий
Отвергло блага бессмертного экстаза,
Страстной любви цветок свой, как и судьбу
Было вручено дочери бесконечности,
Сейчас напрасной жертва та казалась.
Так расточительно она себя, свою божественность
И все что ей принадлежало, она послала людям,
Надеясь, что великое ее существование внедрится,
Что мощь небес родная, взрастет на смертной почве.
Но трудно убедить природу измениться
Прикосновение Вечности с трудом выносит смертности недуг,
Божественного очищения страшиться он
Настойчивых касаний эфира и огня;
Шепча о беспечальном счастье,
Почти со злобой отвергая свет несущий
Трепещет от мощи обнаженной Истины
От сладости и силы Голоса своего абсолюта.
Навязывая высоте законы бездны,
Посланников небес пятная грязью;
Шипы своей природы падшей, он защищаясь
Направляет против рук спасительных Природы милосердной;
Встречает сынов Бога страданием и смертью.
Как слава молнии, на мгновение освещающая земную сцену
Их солнечные мысли затухают в темных и не развитых умах,
Их дело предано, их добро обращено во зло,
И крест - венец расплаты за дары,
От них осталось только Имя.
Огонь пришел и прикоснулся к человеческим сердцам, и удалился
Немногих это пламя охватило и подняло к просторному существованию.
Так чужды миру ее помощь и спасение,
Ее величие тяжестью легло на грудь невежества,
Из бездны этой пропасти извергнут был поток ужасный
Из слез, борьбы, отчаяния и боли состоящий.
Жить с горем, в пути предстать пред смертью, -
Жребий смертного – стал участью Бессмертного.
Так, схвачена в земной судьбы ловушку,
Свой ожидая испытаний час,
Отделена от ей присущего блаженства,
Земные, темные одежды жизни принимая,
Она скрывала свою сущность, даже от тех, кого любила
Величием божественным взрастая от человеческой судьбы.
Предзнание темное ее отгородило
От всех кому она была звездой и оставалась
Великодушной слишком, чтобы делиться риском и страданием,
Что приходили к ней и разрывали изнутри ее глубины.
Подобно человеку, который видит дальше всех слепцов,
И принимает груз не сознающей расы,
Как в гавани своей, врага, которого должна кормить,
Дела ее нам неизвестны, и неизвестно что ей суждено,
Одна, без помощи, она должна предвидеть, бояться и решать.
Давно предсказанное утро роковое было
Принесшее полдень, что выглядел обычным днем.
И путь ее лежал сквозь колеи Природы
Где прерывается небрежно жизнь и путь души;
Убийство позади оставив, что шествует себе вперед;
В пути отметка только человек, и Бога вездесущий глаз.
И даже в этот миг отчаяния души,
Свидания жуткого с опасностью смертельной,
Ни крик, ни зов о помощи не разомкнул ее уста;
Секрет своей печали не открыла никому;
Покой ее лицо хранило, и мужество – молчание;
Лишь только внешнее страдало в ней;
И даже человеческое в ней было одухотворено:
И дух ее открылся Душе во всем,
Всю Природу ощущала как собственную.
Живя в себе, она присутствовала во всех живущих;
Она несла в себе весь мир:
Страх ее был единым с ужасом Вселенной,
Могущество ее - лишь часть вселенской силы,
С ней - вселенской Матери любовь.
Чтобы постигнуть в жизни корни зла,
Она испытала горе на себе,
Она мистичный, острый меч сковала из своей боли.
Одна, в великодушии своем
Она взялась за труд бессмертный.
Сначала жизнь не волновалась в ее груди обремененной,
В объятиях земного сна, инертного, свободного в своем забвении
Спокойствием подобно камню или звезде.
В расселине глубокой тишины, между двумя реальностями
Она лежала без горя, без забот,
Ничто не помнило здесь о печали.
Затем, подобно тени, медленно и слабо в памяти сместилось что-то,
Вздохнув, рукой груди она коснулась
И распознала скрытую, давнишнюю боль,
Глубокую, неразличимую, что сделалась уже привычной,
Но почему? Откуда эта боль пришла?
Та сила, что зажигает ум, была еще замкнута:
Ленивы, тяжелы у жизни слуги
Подобные рабочим, кому восторга плату задержали;
Угрюмый факел чувств, светить не собирался;
Беспомощный мозг с прошлым не соприкасался.
Только неясность задерживала ее в рамках земной природы.
Но вот она заволновалась, и жизнь ее разделила космическую ношу.
На требование тела зов ее беззвучный,
Ее ширококрылый и могучий, странствующий дух вернулся,
Назад в ярмо невежества, судьбы,
Назад, к труду и напряжению смертных дней,
Путь, освещая сквозь странные и символические сны
Через отливы океанов дремы.
Ее природы дом почувствовал невидимые колебания,
Раскрылись створки памяти часам
И мыслей тяжкие шаги ее дверей достигли.
Все к ней вернулось: Земля, Любовь, Судьба,
Вновь оппонентами старинными она окружена
Словно гигантскими фигурами, что борются в ночи:
Из Бессознания смутного родилось божество
Разбужено к борьбе и боли,
В тени ее пылающего сердца,
В самой пучине споров страшных,
Хранитель безутешных бездн
Наследовал долгую агонию Земли,
Камнеподобная фигура, высокая, подобная богам, Боль
Уставился в пространство со взглядом безучастным
Что видел горя безвременные бездны, отнюдь не жизни цель.
Божественностью своей суровой удрученный,
Обязан трону своему, он ожидал неудовлетворенный
Дневного подношения невыплаканных слез.
Ожесточение всех вечных человеческих проблем вновь ожило.
То жертвоприношение страдания и желания
Земля преподнесла бессмертному Экстазу,
Вновь начинается под вечною Рукой.
Мгновения пробуждения длились как повторяющийся марш
Она смотрела на зеленую улыбку небезопасного творения
И сердце по невежеству рыдало от живых вещей,
Среди обычных звуков, на неизменной сцене
Ее душа предстала пред Временем и пред Судьбой.
Недвижная в себе, она собрала силы
Это был день смерти Сатьявана.
Конец первой песни.