Книга Седьмая: Книга Йоги Песнь четвертая: Тройственная Сила Души.
Оглавление
Музыкальное сопровождение
Здесь от низкой, податливой и апатичной земли
Страсть была началом первого восхождения;
С лицом подобным яркой луне в окружении мрачного облака волос,
Женщина сидела в одеянии бледно светящемся.
Шероховатая и неровная почва была ее сидением обнаженным,
Под стопами ее – острый и ранящий камень.
Божественное сострадание на вершинах мира,
Дух, затронутый горем всех живущих,
Она смотрела издалека и наблюдала из ума внутреннего,
Этот сомнительный мир внешних вещей,
Из фальшивой видимости и правдоподобных форм,
Этот неясный космос, распростертый в невежественной Пустоте,
Боль земли, труд и скорость звезд,
И трудное рождение, и конец печальный жизни.
Принимая вселенную, как свое тело бедствия,
Мать семи горестей несла
Семь ран, которые пронзили ее кровоточащее сердце:
Печали красота задержалась на ее лице,
Ее глаза были затуманены следами древними слез.
Ее сердце было разорвано агонией мира
И обременено печалью и борьбой во Времени,
Тоскующая музыка шла следом за ее восхитительным голосом.
Погруженная в экстаз сострадания глубокого,
Поднимая луч кроткий своего терпеливого взгляда,
В мягкой сладости воспитывающих слов, неторопливо она произнесла:
«О Савитри, я душа твоя тайная,
Чтоб разделить страдания мира я пришла,
Я в грудь свою втягиваю боль своих детей.
Под звездами я вскармливаю боль и печаль;
Я душа всех, кто терзается плача,
Под безжалостной бороною Богов.
Я женщина, кормилица и рабыня, и избиваемый зверь;
Я о руках забочусь, которые наносят мне жестокие удары.
Сердцам, которые с презрением отвергают мое старание и любовь, служу я;
Я – почитаемая королева, изнеженная кукла,
Я – подающая чашу риса,
Я – Ангел, почитающийся в Доме.
Я есть во всех, кто страдает и плачет.
Молитва та, что тщетно подымается с земли – моя,
Через меня проходят агонии моих созданий,
Я – дух в мире боли.
Вопль пытаемой плоти и мучимых сердец,
Падший обратно в сердце и плоть, не услышанный Небесами,
Разрывающий беспомощным горем и возмущением душу мою.
Я видела крестьянина, горящего в своей хижине,
Я видела разрубленный труп убитого ребенка,
Слышала крик изнасилованной женщины, раздетой и гонимой
Среди преследующей адской своры,
Я видела все это, я не имела силы, чтоб спасти.
Я не имела сильных рук, что помощь оказать или убить;
Бог дал мне любовь, он не дал мне своей силы.
Я разделила тяжкий монотонный труд животного в ярме,
Понуждаемого шпорами, ободряемого кнутом;
Я разделила полную страха жизнь птицы и зверя,
И долгую охоту за ежедневной, случайной пищей,
Их скрытные, крадущиеся, припавшие к земле скитания,
Их боль и ужасную хватку когтя и клюва.
Я разделила повседневную жизнь обычных людей,
Их удовольствия мелкие и мелкие заботы,
Волнений их наплыв и дикие орды болезней,
След земной, безнадежной печали об освобождении,
Нежеланный, утомительный, безрадостный труд,
И бремя нищеты, ударов рока.
Я была состраданием, склонившимся над болью,
Улыбкой мягкой, что исцеляет израненное сердце,
И симпатией, облегчающей трудную жизнь.
Человек ощущал мое незримое лицо и руки;
Я стала страдающим и его стоном,
Я лежала ничком с искалеченным и убитым,
Я жила с заключенным в его подземной темнице.
На моих плечах – ноша тяжкая, Времени ярмо:
Не отвергая ничего из груза времени,
Я все несла и знаю, что все еще должна нести:
Возможно, когда мир утонет во сне последнем,
Я тоже смогу спать в безмолвном, вечном мире.
Я несла спокойное безразличие Небес,
Видела жестокость Природы к страдающим существам,
Тогда как Бог молча проходил, не обернувшись, чтоб помочь.
И все же, я не кричала против воли его,
И все же, я не винила космический Закон.
Только, чтоб изменить этот великий, трудный, мир из боли,
Молитва терпеливая вздымалась из моей груди;
Мертвенно-бледная покорность мой лик освещает;
Внутри меня слепая вера и милость обитает,
Огонь я несу, что никогда не может быть потушен
И сострадание, которое поддерживает солнца.
Я та надежда, которая глядит по направлению к Богу,
Моего Бога, что прежде никогда ко мне не приходил;
Его голос я слышу, который вечно говорит: «Я иду:
Я знаю, что однажды, он наконец придет.»
Она замолкла, и подобно эху, снизу
Ее пафосу, отвечая божественной жалобы,
Голос ярости подхватил ужасный рефрен,
Раскатом грома иль рева гневного зверя,
Зверя, что пресмыкаясь в человеческих безднах, -
Голос Титана, бывшего Богом однажды.
«Я – Человека Страдания, я тот,
Кто распят на вселенной широком кресте;
Бог землю сотворил, чтоб насладится агонией моей,
Мою страсть, он сделал темой своей драмы.
Он послал меня, обнаженного в его горестный мир
И бил меня палками горя и боли,
Чтоб я мог кричать и у стоп его ползать,
И поклоняться ему своими слезами и кровью.
Я – Прометей под клювом грифа,
Человек, открывший неумирающий огонь,
В пламени, зажженный он пылает подобно мотыльку;
Я – ищущий, который никогда не находил,
Я – боец, что никогда не побеждал,
Я – тот гонец, что никогда не достигал своей цели:
Ад пытает меня остриями из мыслей моих,
Рай пытает меня великолепием моих грез.
Какая польза в моем животном рождении;
Какая польза от моей души человеческой?
Я тружусь подобно животному и подобно животному умираю.
Я – повстанец и беспомощный раб;
Судьба и приятели обманывают меня в зарплате.
Печать раба свою теряю вместе с кровью
И стряхиваю со своей болящей шеи угнетателя колени,
Лишь для того, чтоб усадить новых тиранов обратно:
Мои учителя учили меня в рабстве,
Мне показана печать Бога и моя собственная подпись,
На контракте печальном моей судьбы.
Я был влюблен, но с самого рождения не любил меня никто;
И плод моих работ отдается в руки другого.
Все, что оставлено мне – это мои злые мысли,
Мой постыдный раздор с человеком и Богом,
К богатствам зависть, которые я не могу разделить,
Ненависть к счастью, что не мое.
Я знаю, мой удел будет вечно тем же,
Это работа природы моей, которая не может измениться:
Я любил для себя, не ради возлюбленного,
Я жил для самого себя, не ради жизней других.
Каждый в себе одинок по закону Природы.
Таким сделал Бог мир свой – жестокий и страшный,
Таким он сделал мелочное, человеческое сердце.
Только силой и хитростью человек может выжить:
Ибо жалость - это слабость в его груди,
Его доброта – расслабление нервов,
Его любезность – для возвращения инвестиция,
Его альтруизм – это лик другой эго:
Он служит миру, чтобы мир мог ему служить.
Если однажды силы Титана смогла бы проснуться во мне,
Если бы Енселадус из Этны мог бы восстать,
Тогда бы я воцарился хозяином мира
И подобно богу наслаждался блаженством человека и болью.
Но Бог забрал у меня древнюю Силу.
Согласие тупое в моем вялом сердце,
Жестокое удовлетворение от моей особенной душевной муки,
Как будто они возвышают над родом моим;
Лишь страданием я могу отличиться.
Я жертва титанических недугов,
Я исполнитель титанических дел,
Я сотворен для зла, зло – жребий мой;
Я должен быть злом, и жить ото зла;
Я другого ничего не могу, как только быть собой;
Таким меня Природа создала, таким я должен и остаться.
Я тружусь и страдаю и плачу; я ненавижу и рыдаю.»
И Савитри услышала голос, услышала эхо
И обернувшись к своему существу сострадания произнесла:
«Мадонна страданий, Мадонна божественного горя,
Твое умение – это часть души моей, посланная вперед,
Чтобы нести скорбь невыносимую мира.
Потому что ты есть, люди не сдаются року своему,
Но молятся о счастье и сражаются с судьбой;
Потому что ты есть, несчастные все еще могут надеяться.
Но сила твоя в том чтобы утешить, а не спасти.
Однажды я вернусь, несущая силу,
И будешь пить ты из чаши Вечного;
Его потоки силы пройдут с триумфом в членах твоих
И Мудрости покой обуздает твое страстное сердце.
Любовь твоя будет узами рода людского,
Сострадание – ярким ключом Природных дел:
Горести уйдут, на земле отмененные;
Мир станет свободным от гнева Зверя,
От жестокости Титана и боли его.
Тогда будет мир и радость навеки.»
Она проследовала дальше по убегающему вверх пути духа своего.
Великолепие пылкое взбиралось среди папоротников и скал,
Спокойный ветер ласкал сердце теплом,
Веял тончайшим ароматом от стройных деревьев.
Все стало прекрасным, утонченным, возвышенным и странным.
Здесь, на валуне, вырезанном подобно огромному трону,
Сидела Женщина в золотом и пурпурном сиянии,
Вооруженная трезубцем и молнией,
Ее стопы – на ложе львиной спины.
Улыбка грозная кривила ее губы,
Огонь небесный смеялся в уголках ее глаз;
Тело ее – сгусток доблести и силы небесной,
Она угрожала триумфу низших богов
Гало из молний пылало вокруг ее головы
И суверенность, поясом великим ее одежду окружила,
Величие и победа с ней восседали,
Храня в обширной космической битве,
От плоскости равенства Смерти
И от всеуравнивающего мятежа Ночи.
Иерархия управляющих Сил,
Высокая неизменная ценность, положение возвышенное,
Аристократия привилегированная Истины,
И солнце в правящем Идеале,
Триумвират мудрости, любви и блаженства
И автократия единственная абсолютного Света.
Августейшая, восседала во внутреннем мире Ума,
Мать Силы смотрела вниз на преходящие вещи,
Прислушивалась в поступь наступающую Времени,
Видела неодолимое кружение солнц
И слушала гром Божественного марша.
Среди колеблющихся сил в своей борьбе
Суверенным было слово светоносного приказа,
Ее речь звенела подобно воинственному крику или пению пилигрима.
Очарование, надежды возрождающее в слабеющих сердцах,
Возвышающая гармония ее могучего голоса:
«О Савитри, Я – душа твоя тайная.
Я вниз пришла, в человеческий мир,
И в движение зримое не дремлющему Оку,
И в темное противостояние земного рока,
И в битву Могуществ – светлого и мрачного.
Я стою на дорогах земных опасности и горя
И помогаю неудачливым, и обреченных спасаю.
Сильным, я несу в награду их силу,
Слабым - я приношу броню своей силы;
Людям, которые страстно желают, я им приношу вожделенную радость:
Я – фортуна, оправдывающая мудрого и великого,
Одобрением и аплодисментами толпы,
Затем их попирающая коваными пятами судьбы.
Мое ухо прислушивается к плачу притесняемых,
Я опрокидываю вниз троны царей – тиранов:
Доносится крик от осужденных и преследуемых жизней,
Взывающих ко мне против безжалостного мира,
Голос покинутого и несчастного,
И одинокого заключенного в его подземной клетке.
Люди приветствуют в моем приходе силу Всемогущего,
Или молятся с благодарными слезами его спасительной Милости.
Я пронзаю Титана, который перешагивает мир,
И убиваю людоеда в его пещере, запятнанной кровью.
Я Дурга, богиня гордости и силы,
И Лакшми, царица добродетели и удачи;
Я лик Кали ношу, когда убиваю,
Я попираю трупы демонических орд.
Бог меня обязал делать его могучую работу,
Не беспокоясь, я служу его воле, он силу мне послал,
Пренебрегая опасностью и земными последствиями.
Я не рассуждаю о благе и грехе,
Но делаю дело, которое он вложил в мое сердце.
Я гнева не страшусь нахмуренных Небес,
Я не уклоняюсь от атаки красной Ада;
Я сокрушаю противостояние богов,
Гоблинов миллионы препятствий я топчу.
Я веду человека к пути Божества,
Я охраняю от Змеи и от красного Волка.
В его смертную руку, я вкладываю свой небесный меч.
И надеваю на него доспехи богов.
Я разрушаю невежественную гордость ума человека,
Я мысль веду к широтам Истины;
Я разрываю узость человека и успешную жизнь,
И принуждаю его печальные глаза смотреть на солнце,
Чтобы смог он для земли умереть и жить в своей душе.
Я знаю цель, я знаю тайный путь;
Я изучила карту невидимых миров;
Я глава битвы, я – путешествия звезда.
Но великий и упрямый мир моему Слову противится,
И искривленность и зло в человеческом сердце,
Сильнее чем Разум и глубже чем Пропасть,
И та злоба Сил враждебных
Искусно подводит обратно стрелки часов предназначения,
И кажется могущественнее, чем вечная Воля.
Космическое зло слишком глубоко укоренилось,
Страдание космическое слишком обширно, чтобы его исцелить,
Немногих я веду, кто следует за мной, направляясь к Свету;
Немногих я спасаю, обратно масса падает не спасенная;
Немногим я помогаю, многие стремятся и падают.
Медленно свет растет на Востоке,
Медленно мир прогрессирует на дороге Бога.
Его печать – на моей задаче, она не может обмануть ожидания:
Я услышу серебряный звон небесных врат,
Когда выходит Бог, чтоб встретится с душою мира.»
Она сказала, и из человеческого низшего мира,
Ответ, искаженная эхо ее речь встретило;
Голос пришел сквозь пространства ума,
Карлика – Титана, искалеченного, скованного бога,
Который властвовать стремится над веществом своей бунтарской природы,
И сделать вселенную своим инструментом.
Эго этого великого мира желания,
Притязало на землю и широкие небеса для использования
Человеком, главы жизни этих форм на земле,
Представителя и сознательной души,
И символа эволюционирующего света и силы,
И сосуда божества, что должно быть.
Животное мыслящее, Природы господин сражающийся,
Он сделал из нее свою кормилицу и орудие и рабыню,
И платит ей в качестве зарплаты и вознаграждения,
Неизбежно, по закону глубокому в вещах,
Своим сердечным горем, болью и смертью тела своего:
Его страдания – для нее возможность расти, чувствовать и видеть;
Его смерть содействует ее бессмертию.
Приспособление и раб своего собственного раба и орудия,
Он восхваляет свою свободную волю и свой господствующий ум,
Она его толкает на ею избранные пути;
Владелец, он находится во власти, правитель – управляем,
Ее сознания автомат, ее вожделения обманутая жертва.
Его душа - ее гость, инертный и безмолвный суверен,
Его тело – робот ее, его жизнь – ее способ жить,
Его ум сознающий – ее сильный, мятежный слуга.
Голос вознесся и пронзил некое внутреннее солнце,
«Я – сил земных наследник,
Неторопливо я делаю обоснованными свои права на мое достояние;
Я растущее божество в ее грязи освященной,
Я взбираюсь, претендент на трон небесный.
Рожденный землею последним, я первым стою;
Ее неторопливые тысячелетия моего рождения ожидали.
Хотя я во Времени живу, осаждаемый смертью,
Подверженный случайностям владелец тела и души,
Обосновавшийся на маленькой песчинке среди звезд,
Для меня и пользы моей, вселенная была сотворена.
Бессмертный дух в погибающей глине,
Я - Бог, пока не развернувшийся в человеческой форме;
Даже если его нет, он появится во мне.
Солнце и Луна – мой путь освещают;
Воздух был придуман для дыхания легких моих,
Обусловленный как просторное и стен лишенное пространство,
Для колес моей крылатой колесницы прокладывающий путь,
Море было сделано для меня, чтоб я в нем купался и плавал,
И несло на спине своей мою золотую торговлю:
Оно смеется, рассекаемое скользящим килем моего наслаждения,
И я смеюсь над этим пристальным взглядом судьбы и смерти.
Земля – мой пол, небо – крыша моей жизни.
Все было подготовлено на протяжении многих, молчаливых эпох,
Бог творил эксперименты с животными формами,
Затем только, когда все было готово, Я был рожден.
Я слабым и малым родился, невежественным,
Беспомощное создание в сложном мире,
Странствуя, на протяжении моих коротких лет, бок о бок со смертью;
Я стал более великим, чем Природа, мудрее, чем Бог.
Я сделал реальным то, что ей и не снилось,
Я овладел ее силами и запряг для работы своей,
Ее металлы я формировал, и новые металлы создавал;
Я сделаю стекло и одеяния из молока,
Сталь сделаю бархатом, воду – небьющимся камнем,
Подобно Богу в его проницательности и художественном мастерстве,
Сформирую из одной протоплазмы изменчивые формы,
В единственной Природе множество жизней,
Все то, что воображение может представить себе,
В уме неощутимо, вновь отолью
В пластичной Материи твердо и конкретно.
Нет магии, чтобы смогла превзойти магию моего мастерства.
Нет чуда, которого я бы не достиг.
Что Бог оставил несовершенным, я сделаю полным,
Из путанного ума и наполовину сделанной души,
Его грех и ошибку я исключу;
Что он не нашел, я изобрету:
Он был первым творцом, я – последним.
Я атомы нашел, из которых он мир построил:
Та первая, ужасающая энергия космическая,
Призванная, бросится убивать род моих врагов,
Вычеркнет нацию, иль расу упразднит,
Оставит там молчание смерти, где были радость и смех.
Или расколов незримое, будет тратить Божественную силу,
Чтобы расширить мой комфорт и увеличить богатство мое,
Мою машину разогнать, которую ныне молнии ведут,
И чудеса обратить в мои инструменты.
Я возьму из его рук секреты его волшебства,
И с ними сотворю величественнее чудеса, чем его наилучшие.
И еще сквозь все это, я пронесу мою балансирующую мысль;
Я изучил свое существо, я исследовал мир,
Я стал хозяином искусства жизни.
Я приручил дикого зверя, выдрессировал быть моим другом;
Он охраняет мой дом, вверх смотрит, ожидая моего повеления,
Я научил мой род служить и подчиняться.
Я использовал мистерию космических волн,
Чтоб видеть отдаленное, и слышать далекие слова;
Я Космос покорил и сетью плотною всю землю опутал.
Скоро я узнаю секреты Ума;
Я играю с неведением и знанием,
Добродетель и грех – мои изобретения,
Я их могу превзойти или суверенно использовать.
Я узнаю мистические истины, овладею оккультными силами.
Я убью своих врагов взглядом иль мыслью,
Я почувствую несказанные чувства сердец всех,
Увижу и услышу скрытые мысли людей.
Когда овладею землей, я завоюю Небеса;
Боги будут народом моих слуг и помощников,
Желания, которые я питаю, не умрут не исполненные:
Всевластие и всезнание будут моими.»
Савитри голос услышала и вняла искаженному эху,
И повернувшись к своему существу силы, она произнесла:
«Мадонна могущества, Мать силы и труда,
Твое искусство часть моей души, направленное вперед,
Чтобы помочь человеческому роду, и потугам Времени.
Поскольку ты есть в нем, человек надеется и рискует;
Поскольку ты есть, человеческие души могут взбираться к небесам,
И гулять, словно боги в присутствии Высшего.
Но без мудрости, сила – как ветер,
Может дуть на вершинах и небо целовать,
Но не может построить исключительные, вечные вещи.
Ты дала людям силу, но мудрость дать не смогла.
Однажды я вернусь, несущая свет;
Тогда я дам тебе зеркало Бога;
Ты увидишь себя и мир так, как он их видит,
Отраженными в светлом пруду твоей души.
Твоя мудрость станет обширна, так же как и твоя сила.
Твоя ненависть не сможет больше обитать в человеческих сердцах,
Страх и слабость покинут жизни людей,
Крик эго затихнет внутри,
Львиный рев, который требует мира как пищу,
Все будет могучей, блаженной и счастливой силой.»
Восходя дальше по идущей вверх дороге духа своего
Она прошла в высокое и счастливое пространство,
Широкую башню видения, откуда все было видимо,
И все было охвачено единственным взглядом
Словно разделенные расстоянием сцены, стали едиными
И гармоничными стали воюющие оттенки.
Спокойным ветер был и воздух ароматом заполнен,
Там были песни птиц и жужжание пчел,
И было все то, что привычно, естественно и сладко,
И еще интимно-божественно для сердца и души.
Вибрировала близость души к ее истоку
И вещи глубочайшие выглядели очевидными, близкими и правдивыми.
Здесь, живой центр этого видения покоя,
Сидела Женщина в кристально чистом свете:
Рай распахнул свое сияние в ее глазах,
Ее стопы были лучами лунного света, ее лицо – сияющим солнцем,
Ее улыбка могла убедить даже мертвое, разорванное сердце,
Снова жить и чувствовать руки покоя.
Негромкой музыкой слышался ее певучий голос:
«О Савитри, я душа твоя тайная,
Я вниз пришла на израненную, заброшенную землю,
Чтоб исцелить ее страдания и отдыхом успокоить ее сердце,
И преклонить ее голову к коленям Матери,
Чтоб она смогла грезить о Боге и узнать его покой.
И притянуть гармонию высших сфер,
В тревожные ритмы грубых дней земных,
Я показываю ей силуэты сияющих богов,
Силу приношу и утешение ее сражающейся жизни;
Вещи высокие, которые нынче только формы и слова,
Я открываю ей в теле их силы.
Я – есть покой, который прокрадывается в воинственную грудь человека,
Среди царствия Ада, его действия создают
Пристанище где посланники Рая могут приютиться;
Я – милосердие с добрыми, руками, что благословляют,
Я – тишина, среди шумного топота жизни;
Я – Знание, изучающее космическую карту.
В аномалиях человеческого сердца,
Где Добро и Зло – близкие приятели по постели,
И Свет подгоняется Тьмой на каждом шагу,
Где его величайшее знание является неведением,
Я – Мощь, что ради лучшего трудится,
И для Бога работает и смотрит вверх, по направлению к высотам.
Я сделаю даже грех и ошибку ступеньками каменными,
И все переживания - долгим маршем, по направлению к Свету.
Из несознания я построю сознание,
Сквозь смерть веду, чтобы достигнуть Жизни бессмертной.
Многие являются формами Бога, ими он прорастает в человеке;
Они клеймо божественности налагают на его мысли и дела,
Вверх поднимают статую из человеческой глины,
Иль медленно преобразуются в небесное золото.
Он есть то Благо, ради которого люди сражаются и умирают,
Он есть война Правого с неправедным Титаном;
Он есть Свобода бессмертная, из пепла подымающаяся,
Он есть Доблесть охраняющая безнадежное отступление,
Или одиноко выпрямившаяся на разрушенной баррикаде,
Иль часовой в опасной Ночи, наполненной эхом.
Он – венец страдальца, сожженного в огне,
И удовлетворенная кротость святого,
И отвага безразличная к ранам Времени,
И мощь героя, борющегося со смертью и с судьбой.
Он – Мудрость воплощенная на великолепном троне,
И автократия спокойная правления мудреца.
Он – высокая, отшельническая Мысль,
Стоящая в стороне он невежественного большинства:
Он – голос пророка, зрение провидца.
Он – Красота, нектар страстной души,
Он – та Правда, которой дух живет.
Он – достояния духовного Простора,
Пролитые в исцеляющем потоке на бедствующую Жизнь;
Он – Вечность, манящая из часа в час,
Он – бесконечность в малом пространстве:
Он – бессмертие в руках смерти:
Эти силы – есть Я, и на мой зов они приходят.
Так, медленно, я поднимаю душу человека ближе к Свету.
Но за невежество свое цепляется человеческий ум,
И за малость свою – человеческое сердце,
И за свое право горевать – земная жизнь.
Лишь когда Вечность берет за руку Время,
Лишь когда бесконечность сочетается с конечной мыслью,
Освободиться может человек от самого себя и с Богом жить.
Пока я приношу богов на землю;
Я возвращаю надежду отчаявшимся сердцам;
Я даю мир смиренному и великому,
И проливаю мою милость на мудрого и глупого,
Я землю спасу, если земля согласна быть спасенной.
Тогда Любовь, наконец, не израненная ступит на почву земную;
Ум человека примет верховенство Истины,
И тело понесет безмерное нисхождение Бога.»
Она сказала и из невежественного низшего плана
Крик, искаженное эхо, обнаженный, дрожащий донесся.
Голос ума человеческого, в кандалах чувств
Нес свой гордый протест богоподобной силы,
Ограненный пределами смертного мыслей,
Закованный в цепи земного невежества.
Заключенный в свое тело и мозг,
Смертный видеть не может целиком могущество Бога,
Или участвовать в его обширной и глубокой тождественности,
Тот, кто остается непостижимым внутри нашими невежественными сердцами
И знает все вещи, поскольку он – един со всем.
Поверхности космические видит лишь человек.
Потом дивится, когда что-то может скрытым лежать от его чувств,
Лишь малый путь он проходит к безднам внизу:
Но останавливается вскоре, не достигая сердцевины жизни,
Иль не соединяясь с пульсирующим сердцем вещей.
Он видит тело обнаженное Истины,
Хотя сбит с толку зачастую от ее бесконечных одеяний,
Но не может взглянуть на ее душу внутри.
Затем, взбешенный абсолютностью знания,
Он разрывает все детали, нападает и роет:
Лишь формой содержимого он обладает для пользования;
Дух убегает или умирает под его ножом.
Он видит как распростертую пустоту, пустырь гигантский
Груды богатств бесконечности.
Конечное, он сделал своим центральным полем,
Эти планы анализирует, управляет процессами,
То, что двигает все, от его взгляда скрыто,
Его пристальный взгляд упускает незримое, запредельное.
Он обладает осязанием безошибочным, тонким, слепого человека,
Или видением отдаленных сцен неторопливого путника;
Не для него контакты души просвещающие.
Но все же – он посещаем интуитивным светом,
И от Неведомого приходит вдохновение;
Но только чувства и разум для него надежны,
Лишь его свидетели доверенные.
Так закован, его великолепное усилие – тщетно;
Его знание изучает сверкающую гальку на берегу,
Из огромного океана своего неведения.
И все же, по выразительности, это был крик грандиозный.
«Я есть ум, великого, невежественного мира Бога,
К знанию восходящему по ступеням им сотворенным;
Я – все открывающая Мысль человека.
Я – бог, опутанный Материей и чувством,
Животное заточенное, за колючей оградой,
Зверь трудящийся, просящий своей пищи,
Кузнец, прикованный к своей наковальне и кузне,
Однако я ослабил веревку, расширил комнату свою.
Я сделал карту небес и звезды изучал,
Описал их орбиты через колеи Пространства,
И мили рассчитал, что разделяют солнца,
И подсчитал их длительность во времени.
Я углублялся во внутренности земли и вырывал
Богатства, хранимые ее серой, коричневой почвой.
Я классифицировал изменения ее каменной коры,
И раскрыл даты ее биографии,
Станицы всех планов Природы спас.
Я описал эволюции древо,
Каждую ветку и лист на своем собственном месте,
Проследил в эмбрионе историю форм,
И оформил генеалогию всех этих жизней.
Я определил плазму, клетки и гены,
Проследил одноклеточных, прародителей человека,
Скромных первоистоков, из которых он вырос;
Я знаю, как он был рожден и знаю, как он умирает:
Но только все еще не знаю чему, в конце концов, он служит,
И есть ли цель всего, или результат
Или толчок обильной, созидательной, целенаправленной радости.
Я уловил ее замысловатые процессы, ничего не оставлено:
Ее огромная машинерия в моих руках;
Я овладел энергиями космическими, для своего применения,
Я сосредоточился на ее бесконечно малых элементах
И атомы ее невидимые были раскрыты:
Вся Материя – это книга, которую я внимательно прочел;
Лишь несколько страниц мне осталось прочесть.
Я увидел дороги жизни и тропинки ума;
Я изучил повадки муравья и обезьяны,
И узнал поведение червя и человека.
Если Бог здесь работает, его секреты я нашел.
Но пока Причина вещей остается сомнительной,
Их истина убегает от погони в пустоту;
Когда все уже объяснено, ничего не известно.
Что выбрало процесс, откуда появилась Сила,
Я не знаю, и возможно никогда не узнаю.
Мистерией является рождение этой могучей Природы;
Мистерия – поток иллюзорный ума,
Мистерия – каприз изменчивый жизни.
Чтоб я ни изучил, Случай возникнет чтобы возразить;
Чтоб я ни построил – это захвачено и отобрано Роком.
Я могу предвидеть действие силы Материи,
Но не ход судьбы человека:
Он ведом по тропинкам, которые не выбирают,
Он с шумом падает под колеса катящиеся.
Мои великие философии – рассудочные предположения;
Мистические небеса, что претендуют на человеческую душу
Являются шарлатанством воображающего мозга:
Все это грезы или рассуждения.
В конце концов сам мир становится сомнительным:
Острота бесконечно малого высмеивает массу и форму,
Возможно, мир является ошибкой нашего зрения,
Уловка повторялась в каждой вспышке чувства,
Ум нереальный галлюцинирует душой,
С видением – стрессом фальшивой реальности,
Иль танец Майи вуалирует пустоту Нерожденного.
И даже если б я достиг сознания более великого,
Какая польза для Мысли в том, чтоб завоевать
Реальность, которая вечно неощутима,
Или охотится в этой берлоге на бестелесного Себя иль сделать
Непознаваемое мишенью из души?
Нет, позволь мне работать внутри моих смертных границ,
Не жить по ту сторону жизни, не думать за пределами ума;
Наша малость спасает нас от Бесконечного.
В замерзшем величии одиночества и отделенности,
Не зови меня умирать великой, вечной смертью,
Оставленным обнаженным от моей собственной человечностью,
В бесчувственных просторах безграничности духа.
Создание каждое живет ограничениями собственной природы,
Как может кто-то избежать своего удела родного,
И человеком позволь мне остаться
Пока в Несознание я не паду бессловесный и спящий.
Высокое безумие, химера все это,
Думать, что Бог живет сокрытый в глине,
И вечная Истина может во Времени обитать,
И к ней взывать спасти нашу самость и мир.
Как может человек стать бессмертным и божественным
Преобразуя само вещество из которого создан?
Это боги – волшебники могут грезить, не думающий человек.»
И Савитри голос услышала, и искаженный ответ,
И повернувшись к своему существу света она произнесла:
«Мадонна света, Мать радости и мира,
Ты – часть меня самой, вперед посланная,
Чтобы возвысить дух к высотам позабытым
И души пробудить прикосновением небес.
Потому что ты есть, душа стремится ближе к Богу;
Потому что ты есть, любовь растет в окружении злобы,
И знание гуляет в бездне Ночи не убитое.
Но не от небесного золотого ливня,
Падающего на твердую и каменистую почву интеллекта,
Может расцвести Райское дерево на почве земной,
И сядет Райская птица на ветви жизни,
И Райский ветер посетит атмосферу смертную.
Даже если ты прольешь вниз лучи интуиции,
Ум человека будет думать – это земли собственный блеск,
Его дух тонет в духовном эго,
Или душа его грезит запертая в святости сверкающей клетке,
Куда только яркая тень Бога может придти.
Голод его ради вечного ты должна вскармливать,
И наполнить его стремящееся сердце небесным огнем,
Вниз Бога принести в его тело и жизнь.
Однажды я вернусь, Его рука во мне,
И ты увидишь лик Абсолюта.
Тогда святое бракосочетание будет исполнено,
Тогда родится божественная семья.
И будет свет и мир во всех мирах.»
Конец песни четвертой, книги седьмой.
